И.С. Мазепа в русской официальной культуре 1708 -1725 гг.
Оценки Мазепы в официальных источниках петровской эпохи[1] неизменно отрицательные. Но даже оценки, заключенные в манифестах и универсалах самого Петра, оставаясь отрицательными, заметно меняются со временем. Эволюция таких оценок является главной темой настоящей статьи.
Первые известия о переходе гетмана Мазепы на сторону шведов Петр I получил 26 октября 1708 г. "Инако рассуждать не изволте, толко что совершенно изменил", - уверял царя Меншиков [ПБПВ,VIII -2, 865]. В ночь на 27 октября был собран военный совет, по решению которого Меншиков отправился "добывать Батурин". Сам царь, однако, в своих указах от 27 октября, посланных войску Запорожскому, митополиту Киевскому Иосафу Кроковскому, архиепископу Черниговскому Иоанну Максимовичу и епискому Переяславскому Захарию Корниловичу, говорил о случившемся крайне осторожно. "Гетман Мазепа, - писал царь, - безвестно пропал, и сумневаемся мы того для, не по факциям ли каким неприятельским. Того ради повелеваем мы всей генеральной старшине и полковником и протчим, дабы немедленно к нам в обоз наш к Десне для советов, а буде он, гетман, конечную неверность явил, то и для обрания нового гетмана приезжали" [ПБПВ,VIII -1, № 2760 -2763]. Петр, по всей видимости, сам еще надеялся на ошибку и готов был видеть в известиях, доставленных Меншиковым, провокацию со стороны шведов.
Только 28 октября в указах "ко всем жителям Малой России", войску Запорожскому, митополиту Киевскому, архиепископу Черниговскому и епискому Переяславскому [ПБПВ,VIII -1, № 2767 -2772] Мазепа был прямо обвинен в переходе на сторону врага, нарушении присяги и крестоцелования; желании передать Украину в польское владение, уничтожить православие в Малороссии и утвердить унию; наконец, во введении для своего личного обогащения налогов, о которых царь ничего не знал ранее:
"Гетман Мазепа, забыв страх Божий и свое крестное к нам, великому государю, целование, изменил и переехал к неприятелю нашему, королю Швецкому <...> дабы <...> Малороссийскую землю поработить попрежнему под владение Полское и церкви Божии и святыя монастыри отдать во унию" [ПБПВ,VIII -1, № 2767].Этот круг политических обвинений повторялся впоследствии из документа в документ.
"Бывшей гетман хитростию своею без нашего указу аренды и многие иные поборы наложил на Малороссийский народ, будто на плату войску, а на самом деле ради обогащения своего" [ПБПВ,VIII -1, № 2771].
30 октября Петр впервые указывает, что Мазепа перешел "к еретикам" [ПБПВ, VIII -1, № 2793], а сам гетман в письме царя к Федору Матвеевичу Апраксину назван "новый Июда" [ПБПВ,VIII -1, № 2786]. Именно тогда, как можно полагать, у Петра возникает впервые мысль о церковном проклятии гетмана[2]. На следующий день, 31 октября, царь пишет письмо местоблюстителю патриаршего престола Стефану Яворскому. В письме Петр прямо требует предать Мазепу анафеме, выстраивает аргументы, которые должны доказать необходимость этого акта, и указывает на факты, которые можно использовать при произнесении проклятия:
"Чеснейший отче.Обряд проклятия состоялся в Москве в Успенском соборе 12 ноября. Перед проклятием Стефан Яворский произнес проповедь, в которой перечислял все "вины" бывшего гетмана.
Понеже паче всякого чаяния Мазепа втарыи Июда нравом и образом, паче же действом, явился и, оставя православие, к еретикам Шведам ушел <…> и вместо защищения також как великой строитель оных был святым церквам, ныне проклятой гонитель оным учинился (понеже недалеко от Новагородка Шведы в одной церкви лошадей поставили), о чем сей народ от сего Июды проклятого зело утесненный всегда плакал (чего мы не ведали доселе), а наипаче ныне. Того ради изволте онаго за такое ево дело публично в саборной церкви проклятию предать" [ПБПВ, VIII -1, № 2795; все письмо написано рукой Петра].
Стефан начинает проповедь рассуждением о грешниках, которые напоминают ему "трость ветром колеблему": "Повеет ветер от ада преисподняго, прикоснется ему своим бесовским дыханием, аж тот, который мнился быти маслиною, дубом и кедром Ливанским, тростию есть ветром колеблемою". Примеры, по мнению Стефана, не нужно искать "от историй иноземческих" - "в дому имеем образцы". Эти образцы - "Стеньки Разины", "Булавины" и другие "бунтовщики, вероломцы, воры".
"А о нынешнем изменнику, - продолжает Стефан, - перекидчику треокаянном Ивашке Мазепе, войск его царского величества запорожских бывшем гетмане что ся вам мнить? Двадесять лет и слишком гетманом был и чрез все тое время являлся быти маслиною. Глянешь на благоразумие на политику, мнится быти маслина. Глянешь на благочестие, на строение домов Божиих, на обогащение церквей, монастырей, на созидание богаделен, на нищелюбие, страннолюбие и иныя добродетели, ей по истине мнится быти маслина плодовита в дому Божии. Чтож о верности государю своему возглаголем? Ту уже не только маслиною, но дубом и кедром Ливанским мнился быти непреклонным и недвижным. Ныне же что слышим? Повеял ветр от уст Льва Свейскаго, паче же рещи от уст льва адскаго, аж то, что мнилося быти в очесах наших кедром, сталося тростию <...> Собственнаго имени тебе не обретаю, паче сего, егда тя зменника вселукава нареку Иудою. <...> Анафема, анафема, анафема да будет проклят" [Неизданные прововеди, 106 -109].Стефан, как мы видим, повторяет те обвинения, которые были высказаны в письме царя: указывает на предательство Мазепы и называет его Иудой, подчеркивает, что гетман был известен как защитник и "строитель" православной церкви, теперь же перешел в лагерь ее противников. Единственная характеристика, которую несколько утрирует Стефан, - это характеристика шведов. Петр указывал, что они еретики, Стефан же называет их, а, скорее, самого Карла XII, "львом адским".
Несколько ранее Мазепа был предан анафеме в Глухове в присутствии царя. В "Походном журнале" Петра читаем:
"Архиереи приехали в Глухов: Киевской (Иоасаф Кроковский), Черниговской (Иоанн Максимович), Переславской (Захарий Корнилович), 8 -го числа <Ноября - Е.П.>. Мазепу проклинали публично оные Архиереи 9 -го дня. Того ж дня и персону сего изменника, писаную на холсте, волоча по площади, повесили на виселице на площади ж" [Журнал Петра Великого, 20 -30].Д.Н. Бантыш-Каменский, со ссылкой на Малороссийские дела, указывает:
"12 числа государь со всею свитою слушал в соборной Троицкой церкви Божественную Литургию и молебен, по окончании которого собравшиеся в Глухове первейшее малороссийское духовенство предало вечному проклятию Мазепу и его приверженцев. В тот же день вынесли на площадь набитую чучелу Мазепы. Прочитан приговор о преступлении и казни его; разорваны князем Меншиковым и графом Головкиным жалованные ему грамоты на гетманский уряд, чин действительного тайного советника и орден святого Андрея Первозванного, и снята с чучелы лента. Потом бросили палачу сие изображение изменника; все попирали оное ногами, и палач тащил чучелу на веревке по улицам и площадям до места казни, где и повесил" [Бантыш -Каменский, 401].Церемониал, как мы видим, имеет и церковный, и гражданский смысл. Мазепа (в данном случае - чучело Мазепы) сначала отлучен от церкви, а затем лишен достоинства гетмана, тайного советника и кавалера ордена св. апостола Андрея Первозванного, и становится не Иваном Степановичем Мазепой, а просто Ивашкой. Последовавшая за тем символическая казнь Мазепы - это казнь предателя: он повешен, как повесился и Иуда. Напомним, что изменника и вероотступника Якушку также ввезли в Москву на телеге с установленной на ней виселицей. Якушка перешел на сторону врагов во время первого Азовского похода и, как гласила табличка, прибитая к висилице, "переменою четырех вер Богу и изменою возбуждает ненависть Турок, Христианом злодей" [Рубан, 192]. Показательно, что виселица имела именно символическое значение: Якушка был позднее четвертован, "и голова его взоткнута на кол" [Байер, 179][3].
6 ноября, то есть за несколько дней до процедуры церковного проклятия, Петр по -новому формулирует причины войны, которую он ведет с Карлом XII: военные действия в Прибалтике Петр описывает теперь не столько как борьбу за возвращение "вековечных наследных земель", но, в первую очередь, как освобождение "под игом <...> стенящих православных церквей и подданных наших благочестивых, ис которых многие насильно в Лютеранскую веру превращены". Шведы оскверняют православные храмы ("А в церквах благочестивых войска Шведские, в поругание православию, лошадей своих ставят"), обращают церкви в "кирхи свои Лютеранские и унияцкие", в Минске, Борисове и Могилеве они грабили храмы, ходили по церкви с собаками, "в церкве соборной Могилевской, святейший сакрамент тела Христова на землю выброся и оный потир похитя, вино из оного пили". [ПБПВ,VIII -1, № 2816]. Вся эта "конфессиональная" риторика, широко применявшаяся в период Азовских походов, когда Петр воевал в турками - "врагами креста Христова", с началом Северной войны была совсем оставлена. Возвращение ее в официальный "словарь" было определено пропагандистскими задачами, - в указах Петра разрабатывалась именно тема протестантизма шведов. Мазепа в этом контексте представал, в первую очередь, вероотступником, все остальные его грехи были производными от этого первого.
В частной переписке царя "пропагандистских" обвинений, которые были обязательной частью указов, обращенных к населению Малороссии, мы, разумеется, не встречаем. 30 октября 1708 г. Петр пишет, например, Федору Матвеевичу Апраксину:
"Нужда повелевает являти, что учинил новый Июда - Мазепа, ибо 21 год был в верности, ныне при гробе стал изменник и предатель своего народа. <...> Правда, хотя сие зело худо, однакож он не толко с совету всех, но не с пяти персонь сие зло учинил. Что услышав, здешней народ со слезами Богу жалуютца на онаго и неописанно злобствуют. Понеже, как слышим, кроме Бога житье ево было. И тако надежда в Бозе, что он себе зло вяще исходоталствовал (чему пособит кровь самуйлова <И.С. Самойловича, - Е.П.>) неже тому, кому хотел" [ПБПВ,VIII -1, № 2786].Тогда же царь писал В.В. Долгорукому:
"Мазепа не хотел в добром имени умереть: уже будучи при гробе учинился изменником" [ПБПВ,VIII -1, № 2787].
Петр видит в Мазепе злодея и изменника, чье истинное лицо он наконец разглядел ("кроме Бога житье его было"), и радуется, что настоящих сторонников у Мазепы не более "пяти персон". Никаких рассуждений о попрании православия в личных письмах Петра мы не находим, Мазепа для него - только человек, пренебрегший принесенной присягой и милостями, которые царь расточал на гетмана в течение двадцати одного года. Иуда здесь, в отличие от церемониала проклятия, звучит как уподобление, нравственная, а не конфессиональная характеристика. Если среди официальных, ориентированных на пропагандистскую функию деклараций превалировали политические и конфессиональные обвинения, то в личной переписке Петра основное место занимают характеристики Мазепы, переводящие ситуацию в сферу подданической морали и чести.
К 7 ноября 1708 г. (когда новый гетман был уже выбран, и указания о церковном проклятии Мазепы отданы) Петр считал дело Мазепы оконченным. "Итако, - писал, например, он Ф.М. Апраксину, - проклятой Мазепа, кроме себя, худа никому не принес (ибо народом имени ево слышать не хотят). С сим изрядным делом вам поздравляю" [ПБПВ, VIII -1, № 2817]. С этого времени переписка Петра теряет напряженный и эмоциональный характер, а фокус ее с украинской ситуации перемещается на другие дела - царь, например, просит о присылке щенков, пишет М.П. Гагарину и И.А. Мусину -Пушкину о напечатании полной азбуки и т.п. [ПБПВ, VIII -1, № 2820 и след.].
Однако, в конце января 1709 г. ситуация вновь меняется. Петра беспокоили универсалы, в которых Мазепа писал о своем плане добиться в помощью Карла XII независимости для Украины как от Польской, так и от Российской короны. Кроме того, Мазепа, отвечая на обвинения со стороны царя в оступлении от православия, писал о том, что сам Петр "давно уже ведет переговоры с папою, как бы искоренить в своем государстве греческую веру и ввести римскую, что иезуитам уже дано позволение заводить школы и костелы, что царь непременно переменит веру, как скоро освободится от войны" [Соловьев, 252]. Приблизительно в это время через Голицына и Меншикова царю стало известно письмо Мазепы к Польскому королю Станиславу Лещинскому, посланное 5 декабря 1708 г. из Ромны [Расспросные речи, 109 -110]. Перехваченное письмо Мазепы давало Петру возможность продемонстрировать, что гетман, вопреки своим заявлениям, называет себя подданным польского короля и, к тому же, является тайным католиком. 31 января 1709 г. царь издал очередную "Грамоту к украинскому народу", в которой писал о Мазепе:
"Хотя оный в пашквелях своих <...> з богоотступною совестью клянется, будьто для общей пользы народа малороссийского и содержания вольностей их и чтоб оному не быть ни под нашею, ни под польскою властию, но содержатися особливо свободному, в чем будьто ему от короля шведского обещание дано. Но ныне та его богомерзкая ложь объявилась явна".Как доказательство, Петр и приложил к своему указу письмо Мазепы, которое в оригинале было написано по -польски, а в указе переведено "для лутшаго выразумения на российский язык".
"Ожидаю, - писал, согласно русскому переводу, Мазепа Лещинскому, - счастливого и скорого вашей королевской милости прибытия, чтоб мы могли соединенным оружием и умыслы неприятельского московского змия намерения, вначале усмирить дракона, а наипаче ныне, когда начала Москва грамотами своими простой бунтовати народ и гражданскую сочинять войну. И хотя оной никакого еще не имеем виду, однакож те искры, утаенные в пепле, надобно б временно гасить, чтоб из оных к публичному вреду какой не произошел огонь. Для чего, яко отцы в лимбе (сиречь в притворе адском или чистце), ожидаем пришествия вашей королевской милости" [ПБПВ, XIX -1, № 2999].Картина, нарисованная в этом письме, когда змей (он же дракон) прельщает народ и распространяет огонь, от которого сторонники Мазепы ощущают себя как в адском притворе, отсылала читателя к 12 -й и 13 -й главам "Откровения Иоанна Богослова":
Как можно заметить, в переводе письма Мазепы Петр был назван "змий" и "дракон". В славянском тексте "Откровения" находим только первую из характеристик - "змий" [Острожская Библия; Библия 1663]. По замыслу Петра, читатель должен был не только опознать, на какой именно библейский эпизод намекает Мазепа, но заметить, что Мазепа ссылается не на славянский текст "Откровения", а на "Вульгату", где присутствовали и дракон, и змий ("draco ille magnus serpens antiquus qui vocatur Diabolus et Satanas"). Значимым было и упоминание "лимба", которое также указывало на не -православный характер послания Мазепы (само пояснение "притвор адский" должно было подчеркнуть это). Письмо, таким образом, было свидетельством конфессиональных предпочтений Мазепы.
Следует отметить, однако, что в польском оригинале письма Петр был назван только драконом ("in herba sopire draconcite" [Бантыш -Каменский, 577]). И если некоторые выражения письма Мазепы (упоминание "дракона" и "лимба") можно было исполковать как не -православные, то аллюзии на "Откровение" здесь мог найти только крайне пристрастный читатель. Выражение "in herba sopire draconcite" должно было, скорее, свидетельствовать о коварстве Петра. Как ни парадоксально это звучит, но Петр включил в указ характеристики своей особы, которые уподобляли его апокалиптическому змию, но которых не было в письме Мазепы (или, по крайне мере, они не были очевидными). Такой "перевод" письма переводил полемику в контекст, который до сих пор в "войне универсалов" не был актуальным, - в контекст идеологического строительства 1660 -х гг., сопровождавшего присоединение Украины к России. И инициатива здесь принадлежала Петру.
Эпизоды Апокалипсиса, в которых небесное воинство побеждает адские силы, широко использовались при украшении царских знамен уже с XVI в. ("знамя <...> Видение св. Иоанна Богослова" [Старинные знамена, 26 и след.]). Со времени Переяславской Рады, когда русские послы передали Богдану Хмельницкому царское знамя в качестве "государева жалованья" [Воссоединение, 436], образы Апокалипсиса активно эксплуатировались при описании отношений России и Украины. Так, в 1661 г. типографией Печерской лавры был отпечатан Патерик или отечник печерский, на фронтисписе которого был помещен двуглавый Российский орел, а на его груди - всадник, поражающий змея. Выше была помещена крылатая фигура Богоматери, "покрывающей" своим плащем Российского орла и Печерскую лавру, и надпись из Апокалипсиса 
. Этот эмблематический коллаж объединял Российскую государственную эмблематику, изображение Покрова Богородицы (теперь уже не только России, но и Украине), и образы 12 -й главы Апокалипсиса [Plokhy, 32 и след.].
В 1666 г. изображение царского знамени было гравировано для сочинения Лазаря Барановича Меч духовный. Свое сочинение Баранович посвятил Алексею Михайловичу. Оно открывается кратким обращением к царю, за ним следуют богато гравированный титульный лист, небольшое стихотворное толкование к царскому знамени ("На его пресветлого царского величества знамение") и само изображение знамени. Цикл посвящений завершает пространный прозаический комментарий на знамя. Уже заглавие книги Барановича отсылает читателя к словам Апокалипсиса 
. Тема борьбы со змеем -сатаной представлена во всех изображениях титульного листа книги: верхний ярус занимает небесное воинство, во главе которого бородатый воин верхом в шапке Мономаха и с нимбом, по -видимому, св. князь Владимир Святославович ("дедич" российских монархов). В среднем ярусе помещены фигуры царя Давида, попирающего останки Голиафа, и апостола Павла, под ногами которого лежит поверженный змей. Наконец, в нижнем ярусе изображено бурное море. Слева, - корабль праведников, у кормила которого Иисус Христос. Справа терпит крушение корабль грешников: мачта уже надломилась и парус с изображением "змия" -сатаны падает в воду; у кормила - фигура рогатого "антихриста". Весь лист испещрен цитатами из Апокалипсиса.
На втором гравированном листе, повторяющем изображения царского знамени, помещен бородатый всадник в шапке Мономаха, но уже без нимба: на груди его крест, а под ногами поверженный дракон. Всадник, по всей вероятности, представляет Алексея Михайловича, побивающего врагов православия. О кресте на венце царя Алексея (этот крест отчетливо прорисован на гравюре), Баранович пишет в прозаическом комментарии: царь, по его словам, "возлюбил еси крест на своем венце нося"[4]. По словам Барановича, это - царский "воине" (слово "царский" здесь следует понимать как указание на достоинство), который, облекшись "в броню веры", наступил "на аспида и василиска", попрал "льва и змия", и победил "дивола" [Меч духовный, ненумер.].
У Барановича гонителем православия (а потому "змием") является Ян Казимир, который, как писал Алексей Михайлович главе посольства, направлявшегося к Богдану Хмельницкому, учинил "насилие веры христианские" [Воссоединение, 429][5]. Петр не случайно приписал Мазепе рассуждения о "Московском змие". Эта характеристика отсылала к событиям присоединения Украины к России, и ставила читателя перед необходимостью решить, кто же является "змием" - разорителем православия, и кто на крыльях орла спасает Жену - церковь. Универсал Петра давал однозначный ответ: Карл и Мазепа разоряют православную церковь в Украине, и только крылья Российского орла могут ее спасти.
После Полтавской битвы Петр не перестает интересоваться судьбой Мазепы и по -прежнему крайне заинтересован в поимке гетмана. Однако, как политическая фигура Мазепа больше не беспокоит и потому не интересует царя: идеологически "мазепинский сюжет" для Петра уже себя изжил. Тем не менее, все панегиристы, воспевавшие Полтавскую битву, обязательно вспоминают Мазепу, стремясь показать, какие препятствия стояли перед Петром на пути к победе.
Первым выступил Феофан Прокопович. 24 июля в Софийском соборе он произнес в присутствии царя похвальное слово, посвященное Полтаве. Слово вскоре было напечатано в составе брошюры Панегирикос, или Слово похвальное о преславной над войсками Свейскими победе. Сюда был включен также стихотворный панегирик Феофана Епиникион сиесть песнь победная. Мазепа представлен у Прокоповича как "клятвопреступныи зменник", который "диаволским наущением на пагубу своегоже отечества мечтахуся". "Пси, - пишет Прокопович, - не угрызают господий своих, звери сверепыя питателей своих не вредят; лютейший же всех зверей раб, пожела угристи руку, ею же на толь высокое достоинство вознесен <…>. Не устрашися Хамова безстудия, не убояся Иудина беззакония, не вострепета Ариева клятвопреступства, не помысли о священнейшой и невредимой христа господня, студ и вред отечества нашего! Лжет бо, сыном себе российским нарицая, враг сий и ляхолюбец. Хранися таковых, о Россио, и отвергай от лона твоего <…> имаши всегда носити змия в нядрах твоих" [Гребенюк, 188].
В Епиникионе Мазепа охарактерихован в близких выражениях:
Летит свей, летит купно зменник неистовый.Таким образом, Мазепе ставится в вину только измена, нарушение клятвы и неблагодарность. Даже сравнение с Иудой, переходившее из документа в документ, растворено в ряду сопоставлений с Хамом и Арием, и потому теряет свою концептуальность и превращается, скорее, в оценку.
Камо духом бесовским бежиши носимий,
Студе веку нашего, вреде нестерпимий?
На отца отечствия мещеши меч дерзкий!
племя ехиднино! О изверже мерзкий!
Забыв любов отчую и презрев самаго… [Гребенюк, 200].
Так же характеризует Мазепу и Иоанн Максимович. В толковании на молитву "Отче наш" и книге Царский путь креста Господня, он говорит, правда, о "еретическом льве свейском" [Гребенюк, 59, 60], но в целом следует Слову Стефана Яворского, произнесенному при проклятии Мазепы ("Приемши злохитра советника, трость ветром колеблему, блудящий мазепинский зодиак").
Украинское духовенство, как мы видим, в целом обходит антипротестантскую тематику, вероотступничество Мазепы и тот круг идеологем, которые были заявлены в переводе письма Мазепы Лещинскому. Вполне вероятно, что, находясь географически ближе к царю, Феофан Прокопович, а за ним и Иоанн Максимович, могли более чутко реагировать на изменение настроений Петра. В Москве, где готовились торжества по случаю Полтавской победы, приходилось довольствоваться реляциями, в которых Мазепа больше не занимал важного места, или, при необходимости, обращаться к тем документам, которые были изданы ранее, в том числе и к переводу письма Мазепы Лещинскому.
В промежутке между Полтавой и концом 1709 года, когда состоялись торжества по случаю победы, Стефан Яворский написал свое Слово о победе над королем Шведским под Полтавою 1709 года. Слово построено преимущественно вокруг образов Апокалипсиса. Петр, - указывает Стефан, - победил шведов "Христом". Он сокрушил мечи шведов, потому что "имать меч исходящий от уст своих Христос". Это цитата из Апокалипсиса, как мы видели, традиционно помещалась на царских знаменах и послужила Лазарю Барановичу отправной точкой для толкования царского знамени. Далее Стефан прямо обращается к Апокалипсису. "Святый Иоанн Богослов глаголет, - пишет Стефан, цитируя 13 -ю главу Апокалепсиса, - и видех из моря зверь исходящ, имущ глав седмь, и рогов десять <…> бе подобен рыси, и нозе его яко медведя, и уста его, яко уста львова: и даде ему змий силу свою". Апокалептический змий - "дьявол и сатана". "Зверь из моря, - как указывает Стефан, - есть король Шведский", который "разорил домы Божия и обнажил, и дерзнул окаянный внити в державу Государеву". В соответствии с пророчествами Апокалипсиса, зверь получил неисцелимую рану: это пророчество Стефан одновременно относит и к реальному ранению Карла XII, и к поражению в Полтавской битве: "Орел сокруши главы морскаго зверя того, и самаго уязви язвою смертоносною, еже пребудет неисцельна на веки".
По сюжету Апокалипсиса, зверь начинает прельщать живущих на земле с помощью "лжепророка". Лжепророком у Стефана оказывается Мазепа, которого Стефан, следуя своему собственному утверждению в Слове на проклятие гетмана, что имя его недостойно быть произнесенным, называет "той": "Но и той с клевреты своими, который поклонился тому зверю, приимет казнь и погибель свою" (Апок. 13, 11 -14) [Яворский, 42 -143]. Мазепа, таким образом, получает у Стефана свое место в "апокалиптическом сюжете". При этом, как и в случае со Словом на проклятие, Стефан старается точно следовать "установкам" царя: кроме образов Апокалипсиса (завленных в переводе послания Мазепы к Лещинскому), Стефан обращается и к обвинениям в осквернении церквей, которые составляют основу январской грамоты Петра.
Наконец, в честь Полтавской победы и с целью ввести ее годовое воспоминание, по приказу царя ректор славяно -греко -латинской академии Феофилакт Лопатинский составил церковную службу. Главная тема второй части службы, где выведены враги Петра, - "лжехристианство" еретика Карла. Феофилакт называет Карла "непочитатель креста святого, лжехристианин и Божественных икон посмеятель". Отправным тезисом для развития этой важной темы выбран в службе именно тот стих из "Откровения", который был использован в письме Мазепы (Откр. 12, 7 -12). Феофилакт пишет:
"Явися иногда змий велик чермн на небеси, егоже хобот оторже третию часть звезд небесных: ста Михаил противу ему во брани со аггелы своими, и не возможе змий, и аггели его, и место не обретеся их к тому на небеси, и возвеселишася о сем небеса и вси живущии на небеси: явися ныне на землю лев свейский, вышше человек о себе помышляя, и к своему зломыслию многую часть земных привлече, ста противу ему Богом хранимый царь российский, и сотре его, вся воя его, возвеселися о сем земле, и вси православнии живущии на ней, ныне бо спасение и сила и область Христа Его, яко низложен быст клеветник братии нашея" [Служба, ненум.].Вместо печали Феофилакт призывает землю возвеселиться так, как возвеселились небеса: "змий", свергнутый с небес Михаилом, побежден на земле православным царем Петром I. Феофилакт довольно интенсивно использует текст "Откровения" и на протяжении всей службы.
Уже в этом отрывке службы мы видим, что Феофилакт проводит аналогии между персонажами Апокалипсиса и политическими врагами царя Петра иначе, чем Стефан. Карл и шведы представлены у него змием -сатаной (а не морским зверем антихристом, как у Стефана). Феофилакт точно следует в том направлении, которое указано было Петром в январе 1709 г.: там Петр от лица Мазепы был назван драконом и змием, то есть дьяволом и сатаной, и читатель должен был самостоятельно отнести эти характеристики к настоящему дракону и змию (Карлу). Если "свейский лев", он же "древний змей" в своем богоотступничестве есть сатана и дьявол, то поклонился ему и бунтует народ антихрист - Мазепа.
Антипротестантский пафос универсалов Петра 1708 -1709 гг. был формой политической борьбы. Царь, конечно же, не считал Карла XII ни сатаной, ни антихристом. Уже в 1711 г. в текст Полтавской службы при переиздании ее составе Минеи были внесены первые изменения. Так, ряд отрывков, в том числе и те, где Феофилакт Лопатинский обращался непосредственно к тексту Апокалепсиса или варьировал темы, с ним соотнесенные в службе (например, тему Вавилона), были сокращены или вовсе исключены. Эпизод борьбы архангела Михаила со змеем был сокращен почти вдвое, пространный фрагмент, посвященный Мазепе -Иуде редуцирован до слов "обретеся ныне последующий зле предидущему Иуде, обретеся вторый Иуда, раб и льстец, диавол нравом" [Минея 1711; Погосян, Сморжевских].
В 1723 г. Служба вновь подверглась редакторской правке, но, по -видимому, правка не была доведена до конца: в Минею 1724 г. служба так включена и не была [Минея 1724]. Сохранился экземпляр первого издания, где уже имеются некоторые поправки, сделанные Гавриилом Бужинским, поверх которых находится правка Петра [Пекарский II, 200 -201; Быковаи др., 167]. Правка царя показывает, что его, по -прежнему, не устраивал антипротестантский пафос службы. Так, например, царь сделал приписку: "Переменить, понеже бо не идет о законе, а горда была (Швеция): война не о вере, но о мере; також и у них (шведов) крест <...> есть во употреблении и почитании". По решению Синода "в день Полтавской битвы отправлялся только обыкновенный благодарственный молебен" [Пекарский II, 201 -202].
С началом Елизаветинского царствования Полтавская служба получает новое звучание. В манифестах о восшествии на престол Елизавета обвиняла Миниха и Остермана в том, что они, утаив завещание Екатерины I, препятствовали ее воцарению, действовали во вред России и преследовали Православную церковь [ПСЗРИ XI, № 8476].
Еще до вступления Елизаветы на престол была начата работа по подготовке нового издания служебной Минеи. Минея была напечатана в 1741 г. с указанием "Минея месячная начата тиснением при державе блаженныя и вечнодостойныя памяти великия государыни нашея Императрицы Анны Иоанновны: а окончана тиснением при благополучном владении Благочестивейшая самодержайвнейшая великия государыни нашея Империтрицы Елизаветы Петровны" [Минея 1741]. То есть Минея была издана сразу по вступлении на престол Елизаветы, между 25 ноября и 31 декабря 1741 г. В состав ее вновь была включена Полтавская служба в редакции 1711 г., где, хотя и в приглаженном виде, шведы были выведены как еретики и поборники сатаны, а Иуда -Мазепа как их первый приспешник.
Не может быть никаких сомнений в том, что фигура Мазепы в 1741 г. Елизавету интересовала мало: как политическая фигура гетман потерял свое значение еще в начале 1710 -х гг. Тем не менее, глубоко политизированная Полтавская служба, по стечению обстоятельств и вопреки воле ее заказчика, царя Петра, надолго сохранила не только свой антипротестантский пафос, но и образ Мазепы - еретика и богоотступника.
Цитированная литература
| Байер | Краткое описание всех случаев касающихся до Азова от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу, Спб. 1738. |
| Бантыш-Каменский | Бантыш-Каменский Д.Н., История Малой России, СПб. - Киев - Харьков 1903. |
| Библия 1663 | Библия, М. 1663. |
| Булгаков | Булгаков С.В., Настольная книга для священно-церковно-служителей. Харьков 1900. |
| Быкова и др. | Быкова Т А., Гуревич М. М., Козинцева Р. И., Описание изданий напечатанных при Петре I. Сводный каталог. Дополнения и приложения, Л. 1972. |
| Воссоединение | Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы, М. 1954, т. I-III. |
| Гребенюк | Панегерическая литература петровского времени. Русская старопечатная литература (XVI-первая четверть XVIII в.), сост. В.П. Гребенюк, М. 1979. |
| Журнал Петра Великого | Походный журнал 1705-1711 гг., Спб. 1854. |
| Меч духовный | Баранович Лазарь, Меч духовный, Киев 1666. |
| Минея 1711 | Минея общая, М. 1711. |
| Минея 1724 | Минея общая, М. 1724. |
| Минея 1741 | Минея общая, М. 1741. |
| Неизданные прововеди | Чистович И., Неизданные проповеди Стефана Яворского, Спб. 1867. |
| Острожская Библия | Библия, сиречь книги ветхого и нового завета по языку словенску, М. 1988. |
| ПБПВ | Письма и бумаги императора Петра Великого, Спб. М. 1887-1977[6]. |
| ПСЗРИ | Полное собрание законов Российской империи, серия I, Спб. 1830, т. III-XI. |
| Пекарский | Пекарский П. П., Наука и литература при Петре Великом, СПб. 1862, т. I-II. |
| Погосян, Сморжевских | Погосян Е., Сморжевских М., "Я деву в солнце зрю стоящу...": апокалептический сюжет и формы исторической рефлексии: (1695-1742 гг.), в кн.: Studia russica Helsingiensia et Tartuensia VIII. История и историософия в литературном преломлении, Тарту 2002, с. 2-36. |
| Полное собрание постановлений | Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного вероисповедания Российской империи, Спб. 1876, т. IV. |
| Расспросные речи | Расспросные речи Фески Хлюса, Сб. РИО, т. 11, СПб. 1873. |
| Рубан | Рубан В., Поход боярина и большого полку воеводы Алексея Семеновича Шеина к Азову, Спб. 1773. |
| Служба | Служба благодарственная <...> о великой Богом дарованной победе <...> под Полтавою, Б.г., б. м. |
| Соловьев | Соловьев С. М., История России с древнейших времен, М. 1962, кн. 8. |
| Старинные знамена | Русские старинные знамена. Сост. Лукиана Яковлева. Древности Российского государства. Дополнение к III отделению, М. 1865. |
| Яворский | Яворский Стефан, Проповеди, М. 1805, ч. 3. |
| Plokhy | Serhii Plokhy, Tsars and Cossacks. A Study in Iconography. Harvard Ukrainian Research Institute, Cambridge Massachusetts 2002. |
Примечания
[1] К официальным источникам мы относим все документы, подписанные монархом (указы, универсалы, личные письма), составленные или напечатанные по указанию царя, а также прочитанные в его присутствии. [Назад]
[2] Следует отметить, что церковное проклятие "бунтовщика и изменника" не было новшеством: в XVII столетии в неделю Православия ежегодно звучали проклятия Гришке Отрепьеву, Тимошке Анкудинову, Стеньке Разину [Булгаков, 513]. В 1721 г. царь указал Святейшему Синоду предать анафеме Степана Глебова [Полное собрание постановлений, 421]. [Назад]
[3] Образ Иуды Петр использует и в других случаях, когда речь идет о предательстве. Так, 21 июля 1706 г. царь послал "архидиакону" Всешутейшего собора Гедеону (князю Ю.Ф. Шаховскому) "Июдино житие" [ПБПВ, IV-1, № 1285]. Текст "жития", как можно полагать, затерялся (он был описан П.П. Пекарским как "Сказание учителя церковного Иеронима святого о Иуде, предателе Господа нашего Иисуса Христа" под 1701 г. [Пекарский II, 53, № 45]). На посылку "Жития Иуды" Шаховской отвечал Петру уверениями в верности ("аще и вси соблазнятся, но не аз") и замечал, что "на Иуду на бедного пишут, что хотят" [ПБПВ, IV-2, 966]. Впоследствии именно Шаховской стал первым кавалером Ордена Иуды (вопрос об истории и семантике Ордена Иуды, в том числе и в отношении этого ордена к истории рода князей Шаховских, в последнее время продотворно разрабатывает Эрнст Зитсер). Очевидно, что Мазепа не был единственным "Иудой" для Петра. [Назад]
[4] Именно таким изображен Алексей Михайлович на титульном листе в Московской Библии 1663 года. [Назад]
[5] В период Крымских походов и при взятии Азова тот же "змий" представлял турецкого султана [Погосян, Сморжевских, 10-13]. [Назад]
[6] В ссылках на основной текст этого издания указывается номер документа, в ссылках на комментарий - страница. [Назад]
